

Октябрь в этом году выдался очень холодным, как по мне... Возможно потому что я - коренная южанка) В это время года я привыкла все еще любоваться тонкими паутинками, парящими под ярким солнцем на фоне никак не собирающихся желтеть тополей...
А в Киеве холодно, а Киев в мгновение ока оделся ярко-желтыми и багряными красками... Осень усыпала мокрыми листями асфальт на Соломенской площади, позолотила леса на Трухановом острове, в ботсаду имени Гришка замерзли печальные розы...
Люди надели шапки, они закутались в пушистые шарфы и раскрыли разноцветные зонтики. Город, как всегда, торопится по своим делам... как бесконечный эскалатор, который разветвляется на миллионы ручейков) Утром на Харьковскую каждые две минуты приходит пустой поезд, набирает людей, зачерпывает их, как ковшом, до самых краев, и везет по длинным серым тоннелям... А вечером на Палаце спорта, как всегда, пробка... Усталый троллейбус со скрипом останавливается и словно замирает... пусть эти мелкие выскочки сигналят со всех сторон. Ему такие беспокойства не положены) Всего в 50-ти метрах под светом загадочной луны возвышается каркас огромного стадиона... В наушниках - джаз, в сердце - пустота... Жизнь такая штука... Она делает настолько меткие и болезненные выпады, не хуже профессионального фехтовальщика. Мгновенный укол в самое сердце - чувство безвозвратности, безысходности, потери... Они разошлись как в море корабли... они просто разминулись... Звучит очень красиво, а на самом-то деле...
Насмешки судьбы - горьки, как черный шоколад, изысканны как белое вино... Все случилось так, как случилось.
ANARCHIA (пер. - РОК)
Эти греческие буквы, потемневшие от времени и довольно глубоко врезанные в камень, некие свойственные готическому письму признаки, запечатленные в форме и расположении букв, как бы указывающие на то, что начертаны они были рукой человека средневековья, и в особенности мрачный и роковой смысл, в них заключавшийся, глубоко поразили автора. Он спрашивал себя, он старался постигнуть, чья страждущая душа не пожелала покинуть сей мир без того, чтобы не оставить на челе древней церкви этого стигмата преступлений или несчастья.
Позже эту стену (я даже точно не припомню, какую именно) не то выскоблили, не то закрасили, и надпись исчезла. Именно так в течение вот уже двухсот лет поступают с чудесными церквами средневековья. Их увечат как угодно - и изнутри и снаружи. Священник их перекрашивает, архитектор скоблит; потом приходит народ и разрушает их.
И вот ничего не осталось ни от таинственного слова, высеченного в стене сумрачной башни собора, ни от той неведомой судьбы, которую это слово так печально обозначало, - ничего, кроме хрупкого воспоминания, которое автор этой книги им посвящает. Несколько столетий тому назад исчез из числа живых человек, начертавший на стене это слово; исчезло со стены собора и само слово; быть может, исчезнет скоро с лица земли и сам собор. Это слово и породило настоящую книгу.